День из жизни.
Пачка примы на столе. Пепельница, наполовину заполненная окурками. Бутылка водки, уже наполовину пустая, рюмка. Грязный стол. Мужчина сидит, оперевшись локтями на стол и размышляет. Слева от него лежат старые письма. Их писал ещё его отец с фронта его матери. Мужчина осторожно берёт следующее письмо. Разворачивает уже пожелтевшую бумагу и читает: «Привет Маш, А … небо здесь полное звёзд. … лето и я вспоминаю, как когда-то мы гуляли с тобой. Я обещаю, что вернусь. Береги сына. …» Это всё, что удаётся разобрать в этом письме. Остальные буквы расплылись и прочесть что-любо уже невозможно. Мужчина, да что там таиться, скажем что имя ему было дано в честь отца его, тоесть Александр, берёт рюмку, задерживает дыхание. Выпивает остатки. Снова тянется к бутылке. Наливает почти доверху рюмку. Отставляет бутылку, очень бережно убирает письмо в папку и достаёт следующее. Это было последнее. Больше его отец не успел написать ничего. Сына своего он так и не увидел. «…Победа, Маш, побе… мы почти у стен Берлина. Жди меня. …и ещё расскажи как вы там поживаете? Всё ли хо…».
Вот и всё. Письма закончились. Отца убили при подходе к Берлину. Александр берёт из пепельницы тлеющий бычок делает затяжку. Оглядывается. Изба. Старая, покосившаяся, но такая родная. Здесь он вырос. Немец не добрался сюда, хотя говорили, что зимой он подошёл совсем уж близко. Мужчина встаёт и подходит к окну. Берёт в руку край занавески и пытается оттереть стекло. Затем отпускает занавеску и смотрит на улицу. Небо пасмурное. Ну да, сейчас же осень. И несмотря, что август, по вечерам уже холодно. Идёт мелкий дождь. Александр смотрит на засохшие сливовые деревья, на одиноко стоящую яблоню. Надо подниматься. Надо жить дальше. Ну да ему уже шестьдесят четыре года. В Москве уже взрослый сын. В Питере есть дочь. Дочь успешно вышла замуж. Муж хороший. На прошлой неделе дочь со своим мужем нашли время и приехали. А вот сын не приехал. Не смог. Он живёт в выделенной ему комнате в коммуналке и уже давно никуда не ездит. Александр был у него в позапрошлом году. Его сын герой. Прошёл Афган. Как и многие мальчишки поехал защищать непонятные идеалы исчезнувшей державы. А вернулся калекой. Жена Александра не смогла пережить того, что случилось с её сыном, Она проболела недели три, а затем умерла. Похороны провели по-простому. Не было у них на тот момент ни денег ни сил. Александр часто приходит к её могиле за утешением и советом. Опускается рядом с надгробной плитой. Тихо проводит рукой по каменному надгробию. Камень всегда тёплый. Он дарит надежду и облегчение, забирает печали и тревоги. Александр отходит от окна и идёт в комнату. На стене комнаты в окружении потемневших и заплесневевших обоев находятся часы. Эти часы своего рода тоже реликвия. Им почти двести лет. Зелёный циферблат, бронзовые стрелочки, потемневшие от времени, маятник, который уже с трудом качается из стороны в сторону. Справа на тумбочке стоит телевизор. Ящик! Ненужный и бесполезный. Света опять нет. Мужчина смотрит налево, там расположена кровать. Старый матрац ещё. Как шутила его мама, вечный. Матрац был набит сушёным сеном, и хоть спать на нём человеку непривыкшему было бы сложно, дарил удивительное ощущение покоя и защищённости. Как в детстве, когда вы болеете, а мама садится рядом с вами и тихо вас гладит. И болезнь постепенно отступает. На кровати лежат старые газеты. Вот заметна фотография Хрущёва, а вот и демократ наш, Ельцин, выглядывает. На глазах Александра один политический строй превратился в прах. На смену ему пришёл новый. Был ли новый строй лучше? Не знаю. Раньше жилось спокойнее. А теперь все засуетились и куда-то побежали.
На часах уже шесть часов вечера. Пора начинать потихоньку топить печку. В девять прочитать газету и спать. Завтра всё будет сначала. Есть моменты в жизни, которые уже не забудешь никогда. Чтож, Александр проживёт ещё лет десять даже двадцать и уйдёт. Уйдёт так же, как и тот политический строй, при котором он начинал жить.
